Дмитрий Медведев пригрозил запретить в России YouTube

YKTIMES.RU – Зампред Совета Безопасности России Дмитрий Медведев, в интервью Russia Today, комментируя тему вмешательства в выборы отметил, что «цифровые гиганты поднадоели всем, в том числе США», и сказал, что Россия должна иметь инструменты влияния на зарубежные цифровые платформы. Предлагаем вашему вниманию выдержки из интервью.

— Целый блок вопросов по поводу выборов в международном разрезе. Вы знаете, что МИД РФ вызывал на ковёр посла Соединённых Штатов Джона Салливана в связи с информацией по поводу вмешательства в наши выборы американских IT-гигантов. И мы все помним, конечно, как после выборов 2016 года, после выборов в Соединённых Штатах, было начато расследование о так называемом русском следе и русском вмешательстве в американские выборы. На ваш взгляд, может российская сторона инициировать подобное же расследование, но уже в отношении американских компаний? Вообще, нужно ли это России?

— Не знаю. Но я исхожу из известной латинской формулы quid pro quo — «услуга за услугу». Ну в кавычках, конечно. Если они нам такую услугу предложили, почему бы нет? Я считаю, что вполне можно рассмотреть вопрос о проведении такого расследования. Но это должны решать компетентные органы. Это должны решать правоохранительные органы. Это должна решать наша Центральная избирательная комиссия. В конечном счёте и Министерство иностранных дел в этом должно принять участие. Но, в принципе, если будут достаточные доказательства того, что они вмешивались, — а почему бы и нет?

Во всяком случае, по тем данным, которыми мы располагаем, во время проведения этих трёхдневных выборов на серверы Центральной избирательной комиссии было совершено огромное количество атак. По данным Министерства цифрового развития, приблизительно 50% этих атак происходило из Соединённых Штатов Америки. Ну разве это не повод для того, чтобы начать разборку?

— Вы упомянули про атаку на серверы ЦИК. Мы ещё отметили случаи, о которых говорилось публично, как, например, Google впрямую вмешивалась в российские выборы, размещая на своих платформах, в поисковике Chrome, на видеохостинге YouTube, например, антирекламу на кандидатов от «Единой России», видеоролики, видео, которые были сделаны командой Алексея Навального. Как российская сторона планирует ограничить или наказывать американских IT-гигантов за подобные примеры вмешательства в выборы? И вообще, как можно и можно ли вообще влиять, например, на такую компанию, как Google, чем-то ещё, кроме политических заявлений и, например, штрафов?

— Можно и нужно. Как мне представляется, цифровые гиганты в этом смысле поднадоели всем, в том числе и Соединённым Штатам Америки. Даже администрация Байдена, которая, казалось бы, в какой-то момент имела некое преимущество в этой цифровой среде против команды Трампа, тем не менее уже думает, как я понимаю, о том, чтобы принять специальное законодательство на эту тему.

Смотрите, что происходит. Ведь деятельность всех этих цифровых гигантов зачастую подчиняется только их корпоративным правилам.

Они для себя их приняли — и по этим правилам они принимают свои решения. Кого-то милуют, кого-то казнят. Взяли бывшего президента США везде заблокировали. У него сколько, 85 или 90 млн подписчиков — всё, до свидания. Почему? А он не нравится нам. Он там что-то сказал. Но ведь эти решения они сделали не на основании американского законодательства, не на основании судебного прецедента, изданного тем или иным компетентным судом Соединённых Штатов Америки, а на основании своих корпоративных правил.

Слушайте, ну ведь это сейчас огромная сила. Вы упомянули о том, что они делали в период наших выборов. Это вообще-то полное безобразие. Именно потому, что они, по сути, вмешались в политическую жизнь Российской Федерации. Да, в какой-то момент выполнили решение Роскомнадзора и приостановили эту деятельность. Но в какой момент — ровно в день начала голосования. А до этого вся эта машина раскручивалась и, соответственно, пропагандировала эти самые ролики человека, который отбывает уголовное наказание.

И несмотря на то что, по сути, они показывали ролики уголовника, они это делали для того, чтобы провести свою политическую линию в чужой для них стране. Это полное безобразие. Поэтому мы должны, естественно, на это реагировать. Реагировать можно по-разному. На самом деле можно реагировать при помощи закона, у нас есть соответствующий закон. Он позволяет, допустим, деятельность социальных сетей и такого рода цифровых крупных компаний в какой-то момент ограничивать, блокировать, замедлять, подвергать штрафам. Так что это не только погрозить пальчиком можно. Но это может быть и более серьёзное решение, вообще о запрете деятельности.

Именно поэтому у нас, в соответствии с новым законодательством, с 1 января следующего года вводится обязательная регистрация представительств таких цифровых платформ, где количество участников превышает 500 тыс. Я думаю, что это норма, которая позволит влиять на политику этих компаний в нашей стране. И они должны будут подчиняться этим решениям.

А вообще, к сожалению, всё это я наблюдал даже и на своём опыте. У меня, например, в том же самом Twitter довольно много подписчиков, около 4,5 млн. И когда я смотрел рекомендации Twitter, на кого мне подписаться, естественно, первым человеком, которого мне рекомендовали, был Навальный, который отбывает уголовное наказание. Ну разве это не вмешательство в дела другой страны? В чистом виде вмешательство.

— Вы упомянули про вероятный запрет таких западных платформ. Это довольно серьёзное заявление. Много очень в России пользователей того же YouTube. Как считаете, у такого решения не может быть негативных последствий?

— Я сказал не о том, что нужно запрещать. Я сказал о том, что должны быть нормы, позволяющие влиять. Даже Соединённые Штаты Америки сейчас такие нормы, подчёркиваю — государственные, а не корпоративные нормы, собираются принимать. Те же самые процессы идут и в Европе. Они посмотрели, что таким образом можно управлять иностранными избирательными кампаниями, влиять, допустим, на настроения людей, — и тоже озаботились в Евросоюзе на эту тему.

Поэтому и мы должны иметь полный арсенал влияния на такого рода цифровых гигантов. Но это не значит, что их нужно запрещать. Наоборот, если они соблюдают все правила — ну и прекрасно.

Я сам пользуюсь социальными сетями. Это и удобно, и интересно. Надо просто правила соблюдать, законы нужно соблюдать страны пребывания. Ещё раз подчеркиваю, для этого нужно зарегистрировать представительство в стране пребывания. Что в этом особенного, на самом деле? Если у тебя, например, в той или иной стране у той или иной цифровой платформы десятки миллионов подписчиков, ну что странного в том, что ты имеешь некий офис в этой стране? Ведь ты зарабатываешь деньги. Мы про штрафы говорили. Можно же, конечно, и рекламу там прикрутить, ещё что-то сделать. Но ты извлекаешь деньги от деятельности в иностранном государстве и в то же время плюёшь на законы этого государства. С этим человечество вряд ли смирится. Так что, я уверен, подобное законодательство появится практически в любой стране.

— Кто-то из западных лидеров успел назвать выборы в России нелегитимными. Политики некоторых приграничных с нами стран заявили, что они отказываются признавать итоги голосования в Крыму. При этом вы уже частично упомянули об этом — США, например, в принципе оспаривать итоги выборов становится всё сложнее и сложнее. Сторонники Трампа — мы знаем, что с ними случилось.

— Ничего хорошего с ними не случилось. Некоторые из них находятся в местах не столь отдалённых. А некоторые из них или значительная часть из них просто заблокированы, выброшены из этих же самых социальных сетей.

— Буквально только что пришла новость, накануне нашего с вами интервью. YouTube обновил свои правила. И там, например, теперь прописано, что они будут удалять контент, где говорится о фальсифицировании выборов в Соединённых Штатах и только что завершившихся парламентских выборов в Германии.

— А про наши выборы там ничего не говорится?

— Про наши выборы пока…

— Очень похоже на их политику. Это называется так достаточно банально, но тем не менее это политика двойных стандартов. Ну а в чём вопрос?

— С одной стороны, мы видим, что на Западе выборы подвергать сомнению запрещается. С другой стороны, российские выборы, например, начинают подвергать сомнению ещё до того, как началось голосование. Как тут можно реагировать?

— Да на это никак не надо реагировать. Можно сказать чуть грубее: собака лает, а караван идёт. Вообще плевать на такие заявления. Мы самостоятельная страна, крупная страна, обладающая государственным суверенитетом на всей её территории. У нас есть своё законодательство. Поэтому, что бы они ни говорили, для нас это не имеет никакого значения.

— Когда российская сторона предложила ОБСЕ ограничить число направляемых в Россию наблюдателей, ссылаясь на коронавирусные ограничения, ОБСЕ в принципе отказалась присылать своих экспертов. Не считаете ли вы это попыткой заранее дискредитировать выборы?

— Конечно, это и есть попытка заранее дискредитировать выборы. Это абсолютно очевидно. Такая неприкрытая, циничная, откровенная попытка. Они ведь что сказали: «Мы вам пришлём по линии БДИПЧ ОБСЕ 500 человек». Ну сейчас же всё-таки сложные условия. Мы им сказали: «Ребята, ну это очень много. В Соединённые Штаты вы прислали 30. В среднем вы присылаете 50. Вам зачем нужны 500? Давайте мы всё это сократим до стандартных норм — и, что называется, welcome, приезжайте». Они говорят — нет, aut nihil, aut Caesar, или всё, или ничего. Или Цезарь, или никто. Ну раз так — значит, никто. Но очевидно, что в этом сразу же была заложена определённая вот такая мина, что называется. То есть выборы изначально предполагались нелегитимными.

— Звучали мнения: может быть, нужно было пойти на уступку, бог с ними, разрешить столько наблюдателей, сколько они просят, зато можно было бы избежать шума.

— Во-первых, честно говоря, и на шум на этот наплевать — так уж по большому счёту. Во-вторых, я помню выборы в 2008 году, в которых я принимал участие. Они тогда тоже шумели, тоже там что-то говорили про количество наблюдателей, ещё что-то. Ну и что изменилось? Ничего не изменилось.

Понимаете, очень плохо, когда международная организация превращается в институт, при помощи которого пытаются одни страны, группы одних стран, влиять на другие. Ведь для чего вообще ОБСЕ когда-то созывалась, уже забыли все, на самом деле. Сейчас это называется Организация по безопасности и сотрудничеству, а вообще это было когда-то Совещание. Ещё это было в далёкие-далёкие 1970-е годы. Значит, для того чтобы стороны, все участники могли найти консенсус по важнейшим вопросам.

А когда при помощи тех или иных институтов на нас пытаются влиять одни страны, а мы, допустим, имеем некоторую иную позицию, то это противоречит сути самой организации. Вот в чём проблема-то. В некоторых случаях решение может быть только консенсуальным, приниматься только на основе единогласия. Почему, например, в Уставе Организации Объединённых Наций существует право вето? Оно подвергается сейчас критике, говорят, что от него нужно отказаться, и так далее.

Но в этом есть большой политический международный смысл. Потому что решение, которое не принимается, допустим, одной страной, группой стран, — оно не будет исполняться. А тогда в чём ценность этого решения? В том, чтобы развязать очередную международную потасовку? Начать спорить, обзывать друг друга, ноты предъявлять и так далее. Поэтому мне кажется, что ценность таких организаций и в том числе наблюдательных миссий заключается именно в том, что они основаны на общем согласии.