Запрет на притавку убьет собаку, способную ходить на медведя

YKTIMES.RU – В конце прошлого года Совет Федерации отклонил законопроект, запрещающий контактную притравку собак. Госдума отреагировала нервно, заявив, что наложит вето на решение Верхней палаты. Совет Федерации предложил создать согласительную комиссию. Первое заседание уже состоялось, законодатели пытаются найти консенсус, пишет ИА SakhaNews.

Но не все так просто: по одну сторону стоят зоозащитники, по другую – охотники, причем прежде всего тех территорий, где охота является промыслом. Ситуация острая, по всей стране идут митинги, пикетчики стоят у стен Госдумы и Совета Федерации. О своей позиции по этому вопросу рассказал руководитель Службы спасения Якутии, председатель ЯРО Россоюзспаса, кандидат биологических наук Николай Находкин.

– Я сам биолог, кандидатскую по экологии защищал еще в советское время. Поэтому я хорошо отношусь к животным. Тем не менее я бы отметил, что в последнее время очень сильно изменилась психология и поведение медведей. Лицензия на их отстрел стала стоить дорого, да и для охотника это опасная добыча, кроме того, мясо у медведя может быть зараженным. Поэтому люди почти прекратили их отстреливать, и численность медведей стала увеличиваться. Этому способствовали также промышленное освоение территорий и техногенные процессы, лесные пожары, так как ареал обитания медведей становится все меньше.

В результате медведи постепенно привыкают к людям, технике, не боятся уже шума тракторов, людей и даже выстрелов. Они начали осваивать пригороды населенных пунктов, свалки. При этом не надо забывать, что это очень умное животное.

Два года назад я наблюдал такую картину в Кобяйском районе Якутии, близ села Кальвица. Там рядом есть озеро, на берегу которого стоит небольшой дом. Я подъехал к этому дому – должен был встретить там своего коллегу. Посмотрел издалека, увидел, как посчитал, четырех пасущихся лошадей возле дома. Потом всмотрелся еще раз и понял, что это не лошади, а медведи. При этом из села доносились звуки: лай собак, тарахтение дизеля, мычание коров. Представляете?

Медведи находились на берегу, а мой товарищ в этот момент был на лодке в камышах, спиной к ним. Тех особей я спугнул выстрелом, а потом посмотрел в бинокль: они отскочили к лесу, но так и не ушли.

Вот вам и пример. А если медведь голодный, он нападет на человека без всяких вопросов. Из этих четырех медведей в селе Кальвица троих убили, потому что они начали задирать коров. Хорошо, что дети им не попались.

– Чем чревато такое положение?

– Популяция медведей растет, идет привыкание к человеку, лицензия дорогая, штрафы за несанкционированный отстрел большие, и единственная помощь в этой ситуации – собаки. Причем, хорошо подготовленные собаки, способные не бояться медведя. Прежде всего это лайки.

И это не только для селян, но и для нас, спасателей. Согласно законодательству, спасателям не положено оружие. И вот ситуация: пропал человек, может быть, его задрал медведь. Едут спасатели, у них нет оружия. Медведь итак опасное животное, а если он уже задрал одного человека, то становится еще более опасным. Спасатели живут в палатке, у них есть собаки – овчарки. Но овчарка никогда не защитит человека от медведя, как только она почувствует его запах, перестает даже лаять. Наоборот, убегает к человеку, ищет у него спасения, тем самым привлекая хищника к нему. Такой случай был в поселке Сангар, когда овчарка прибежала от медведя к собиравшему ягоду хозяину, сбила его с ног. Медведь тяжело ранил человека, снял скальп. Человек чудом остался жив.

Для нас, да и для любого охотника в Восточной Сибири, идеальная собака – лайка. Потому что ее не надо отогревать на морозе, как овчарку, и она не боится медведя. А моя мечта – научить лайку идти по следу потерявшегося человека. И если их научить, то мы бы получали два в одном. Но для этого нужно проводить серьезную работу.

Нам бы это очень помогло. Несколько сотен человек мы спасаем ежегодно. Работать приходится в тяжелых условиях, в тайге, в летний зной, доходящий до плюс сорока градусов, и в стужу под минус шестьдесят, в местах, где нет никакой сотовой связи. Результаты у нас неплохие – до 90 процентов всех потерявшихся находим. Но бывает и такое, что находим останки. А медведь же свою добычу караулит – и без оружия, без хорошей натренированной лайки ходить в тайге очень опасно.

– А как нападает медведь?

– В том-то и дело, что он может двигаться быстро, бесшумно и может нападать без всякого видимого для людей повода. В прошлом году в районе Жиганска охотники спали в палатке, и вдруг ее кто-то начал сносить. Хорошо, это были промысловики, у одного из них ружье случайно было в палатке, и он выстрелил в медведя. А обычный турист запаниковал бы вдруг: ни с того ни с сего палатка ночью обрушивается – вот и все. Собака предупреждает, становится гарантом обеспечения жизни, но только та собака, которая не боится зверя.

Случаев внезапного нападения медведей очень много. В 2014 году семья из Алданского района сплавлялась по реке, и только их лодка в тумане пристала к берегу, как в нее прыгнул медведь. Отец семейства успел несколько раз ранить его ножом. Поскольку произошло это недалеко от города Томмота, ему смогли оказать своевременную помощь.

А ведь они просто плыли по реке, не стреляли, почему напал хищник, неясно до сих пор.

В Нерюнгринском районе их очень много, они выходят даже на помойки, кладбища. Насколько я знаю, многие не регистрируют случаи отстрела из-за угрозы штрафов, но на самом деле это вынужденная мера – людям просто некуда деваться. Представьте, фактически вокруг твоего дома бродит хищник, а ваши дети ходят в школу, играют на улице. Что делать в такой ситуации? И это касается не только Нерюнгринского района – медведи очень часто стали выходить к населенным пунктам. В год в республике происходит более тридцати случаев, скажем так, неприятных контактов с медведями.

А собак, которые могли бы предупреждать об опасности, останавливать хищника на пути к человеку, сейчас стало очень мало.

– Почему?

– Потому что раньше охотники чаще охотились на медведя. И шел если не целенаправленный, то естественный отбор лучших собак. Когда стали меньше охотиться, сократилось и количество собак, способных удерживать зверя. Их надо выявлять, проводить селекционную и племенную работу. А этот закон, который не так давно приняла Госдума и который запрещает контактную притравку, он вообще убьет собаку, способную ходить на медведя.

Для небольших населенных пунктов республики такие собаки очень нужны, ведь медведь способен на очень многое.

В поселке Усть-Миль Усть-Майского района медведь умудрился пролезть в дом, который находится посередине деревни. Причем как: он залез на крышу, сломал ее, пролез в дом и убил бабушку, которая приезжала в летнее время пожить там. Сосед услышал, что залаяла собака, сначала не понял, что происходит, увидел, что мелькнул медведь, побежал за ружьем и пристрелил его. Не было бы собаки, медведь напал бы и на соседа. В Горном районе произошел трагический случай: медведь задрал коров на ферме и хозяина.

Еще раз повторю: собака в этих случаях, не говоря уже об оленеводах, охотниках, – это защитник. А там, в Москве, сидят депутаты и как в космосе находятся, они далеки от реальной жизни.

Напомним, принятый Госдумой 21 декабря закон «О внесении изменений в Федеральный закон «Об охоте и о сохранении охотничьих ресурсов и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» запрещает контактную притравку охотничьих собак и ловчих птиц на живых животных, а также регулирует работу притравочных станций.

Закон запрещает физический контакт между животными, а также все методы, предусматривающие жестокое обращение с животными (калечение, травмирование животных перед тренировкой). Согласно нововведениям, притравка может осуществляться только через ограждение – стекло или сетку. Запрещается также натаскивать на живых животных собак, не отнесенных к охотничьим породам. Определяется круг организаций, которые могут предоставлять услуги по притравке: это могут быть юридические лица или индивидуальные предприниматели, которые имеют закрепленные охотничьи угодья.

Авторы закона – спикер Госдумы Вячеслав Володин, первый вице-спикер Иван Мельников (КПРФ), вице-спикеры Ольга Тимофеева (“Единая Россия”) и Ольга Епифанова (“Справедливая Россия”).

Зачем нам преклонение перед Европой?

– Мы как-то очень сильно преклоняемся перед Европой. Стараемся угодить, как бы им приятно сделать.

И это касается не только этого закона.

Вот у нас выпускаются машины, двигатель у них работает на компьютере. Допустим, где-то на Анабаре проводится тендер на закупку, из Башкирии выходит колонна таких автомашин с двигателями Евро-4, Евро-5. А теперь представьте себе, как в тайге полярной ночью можно завести компьютер в минус пятьдесят? У водителей, которые перегоняют такие автомашины зачастую даже валенок нет, двойных стекол нет на машинах. Человек или погибает, или у него руки-ноги ампутируют. Целые колонны таких машин идут. Все это для Европы делается, но у нас же шестьдесят процентов – это северные, арктические территории. Почему же мы не производим технику для своей страны? Даже наши “Уазики” нам приходится полностью дорабатывать, переделывать, укреплять – по сути заново собирать. Нет такого, чтобы сел, включил и поехал.

То же самое можно сказать и про малую авиацию. Я понимаю, для депутатов малая авиация – роскошь. А у нас каждое крестьянское хозяйство должно иметь средство передвижения – расстояния огромные, дороги оставляют желать лучшего, а в распутицу вообще не проедешь. Самолеты эти недорогие – не дороже, чем Ланд Крузер, а без малой авиации у нас нет даже потенциальной возможности развиваться.

Но, к сожалению, позволить себе иметь небольшие самолеты могут только те, кто занимается мамонтовой костью, черной икрой, золотом. И все. Любое другое производство невыгодно – а для чего живут целые поселки, как их кормить? Огромные средства тратятся на северный завоз, который бывает раз в году. По факту завозят все, а на деле так: какой-то деревне повезло с с тушенкой, какой-то – с горохом, идет обмен. А с помощью малой авиации можно было бы организовать этот процесс рационально. Даже вот я как спасатель нервничаю из-за того, что мне каждый раз Ми-8 надо поднимать, даже если потерялся один человек – нет другой возможности до него добраться. А Ми-8 – это 280 тысяч рублей в час, около четырех часов пролетал – это уже миллион. Были бы небольшие самолеты, или даже вертолеты для поисковых работ, было бы все намного дешевле.

Крайний Север у нас каким-то крайним и остается.

Маргарита НИФОНТОВА.